Люблю хойины цветы, восковые, нежные.
И хотя они совсем не похожи на цветки эдельвейса, но глядя на них, вспоминаю своего друга юности, скалолаза, который и меня хотел приучить к альпинизму. Несколько раз мы бригадой со скалолазами из Физтеха съездили в Кузнечное на скалы, потом в Хийтолу. Мне нравилось ползать в связке по камням; выезжали мы почти каждые выходные, несмотря на жару или слякоть. Я хорошо овладела скалолазским сленгом и уже подумывала о приобретении настоящей экипировки, пока в один из заездов не увидела на скале юную женщину, к рюкзаку которой был приторочен приблизительно полугодовалый младенец. Ленка - молодец, фанатка скал! - похваливали её окружающие. У Ленки были содранные в кровь пальцы без ногтей (да у нас у всех были содраны), драные на коленках треники ( у нас у всех были драные), разница была в том, что мы были неженатые-незамужние-бездетные, а у Ленки была детка в замызганных ползунках. Ленкой восхищались, а я впервые задумалась, хочу ли я быть такой фанаткой скалолазания.
Я перестала ездить со своими друзьями.
Пальцы у меня потихоньку зажили и где-то через год руки стали похожи на руки девушки .
Мой приятель, возвратившись с Эльбруса, подарил мне цветы эдельвейса в широкогорлой колбе, залитые воском. Колба долго стояла у меня на рабочем столе, воск покрылся толстым слоем пыли и цветки стали совсем не видны.
Потом она разбилась, разбился и кусок воска с цветками
Лиана у хойи дурацкая, лезет, куда хочет.
В Ленинграде хойя вообще полезла к трубе центрального отопления, обвилась вокруг неё и так перезимовала зиму. Жарко, но зато у окна.
Здесь у меня хойя до первого мороза сидела на застеклённой лоджии, потом я перенесла её в общий коридор, где круглосуточно горят лампы дневного света. Немного прохладно, ну так в ноябре и на лоджии не тепло было.
Но хойя начала гибнуть и слабеть, листочки пожелтели у черешков и сама лиана стала сухой и безжизненной.
Сейчас пытаюсь её спасти..... но не видать мне цветочков больше, ясен пень
